Подписание сепаратного мирного договора в Сан-Франциско, а также двустороннего военного пакта между США и Японией должно было, по расчетам Вашингтона, гарантировать закрепление активной роли Японии в качестве наиболее важного элемента политики сдерживания и изоляции КНР.
Японское правительство с готовностью поддерживало враждебную КНР стратегию Вашингтона. Однако уже в самом начале ее формирования в позициях США и Японии по некоторым аспектам этой политики выявились расхождения. Япония, в частности, неодобрительно отнеслась к категорическому требованию США отказаться от всяких (в том числе и торгово-экономических) связей с КНР, что вытекало из самого существа политики изоляции. Поэтому еще в условиях американской оккупации Япония стремилась к установлению контактов с КНР, главным образом по линии торговли.
Торговля с КНР продолжала развиваться в 50-х годах после подписания мирного договора в условиях полного отсутствия официальных связей между двумя странами. Это следует рассматривать как начало формирования курса «отделения политики от экономики», который станет ведущим политическим курсом Японии в отношениях с КНР в последующие годы вплоть до установления в сентябре 1972 г. дипломатических отношений с этой страной.
С приходом к власти (1955) правительства И. Хатояма отношения между Японией и КНР стали улучшаться. Этому способствовало известное ослабление напряженности обстановки на Дальнем Востоке после завершения корейской войны и заинтересованность Японии в развитии торгово-экономических связей с КНР. Хатояма снял ограничения на поездки представителей КНР в Японию, взяв курс на развитие с нею торговых, культурных и иных связей. И хотя формально эти связи развивались на частной основе, правительства обеих стран всячески поддерживали и поощряли их.
В мае 1955 г. в Токио было подписано новое (третье) торговое соглашение на частной основе, которое предусматривало обмен торговыми представительствами и даже предоставление им дипломатического статуса °. В апреле того же года было подписано первое японо-китайское рыболовное соглашение, также лишь формально имевшее частный характер. Была урегулирована проблема репатриации из КНР лиц японской национальности, в том числе и японских военных преступников. Товарооборот между двумя странами в 1956 г. составил 150 951 тыс. долл. против 60 759 тыс. в 1954 г..
В период правления И. Хатояма сторонами были сделаны также первые серьезные шаги с целью выяснения возможности сближения с Китаем по другим линиям, и в частности на расовой, «паназиатской» основе. В 1955 г. в Пекине более двух месяцев гостил крупнейший и влиятельный в монополистических кругах Японии бизнесмен Фусаносуке Кухара, который имел конфиденциальные беседы с Мао Цзэ-дуном и Чжоу Энь-лаем. Вернувшись в Японию, Кухара заявил, что в его беседах с китайскими лидерами речь шла именно о сплочении Китая и Японии на националистической основе. Подчеркивая общность интересов стран Азии, Кухара настойчиво рекомендовал своему правительству развивать процесс сближения с КНР.
В середине 50-х годов в Китае стало широко пропагандироваться изречение Мао Цзэ-дуна: «Делами Азии должны заниматься сами народы Азии». И «именно в этот период,— пишет М. И. Сладковский,— Мао Цзэ-дун предпринял открытые попытки в противоречии с генеральной линией КПК изменить политику в отношении социалистических стран и на националистической паназиатской основе повести за КНР страны и народы Азии».
Связи и контакты Мао и его ближайшего окружения с японскими националистами продолжались. При этом китайское руководство проводило в отношении Японии двойственную политику, проявляя немалую гибкость и полную беспринципность. С одной стороны, оно стремилось привлечь на свою сторону симпатии и поддержку прогрессивных, демократических кругов, выступая с антиимпериалистическими лозунгами и пытаясь таким путем оказать давление на японское правительство, чтобы заставить его признать КНР. С другой стороны, лидеры Пекина тайно нащупывали почву для сближения с японскими реакционерами и националистами — исходя из своих далеко идущих гегемонистских замыслов в Азии. Обе эти линии политики Пекина в отношении Японии в послевоенные годы развивались параллельно, усиливаясь или ослабевая в зависимости от обстановки.
