«Эх, жемчужина - Киев!»

М.Булгаков

Когда пишутся самые светлые, самые душевные строки? Наверное, когда дождь идет…и на душе не очень уютно… Когда ночь занавесит окно черной шторой с редкими звездами-заплатами и скребет по стеклу костлявой веткой… Холодно на душе, тоскливо... Хочется светлых красок, которых так не хватает... Хочется хоть ненадолго вернуться в родной Город, в далекие светлые времена, безвозвратно потерянные, за кремовые шторы любимого дома… И сердце просто рвется заполнить образовавшиеся пустоты, тревожит память, оживляя дорогие, незабываемые картины из прошлого…

Рука тянется к перу, и на бумажный лист спрыгивают первые, щемящие душу строки:

«Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий  монастырь на склонах! Зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру. Черно-синие густые ночи над водой, электрический крест Св. Владимира, висящий в высоте.

Словом, город прекрасный, город счастливый. Мать городов русских».

Едва стрелки на часах перешагивали за полночь, затихала наконец проклятая квартира №50, стихали в коридоре шаркающие шаги, кашель, пьяное бормотание, хлопанье дверей и ворчание несносной Аннушки Горячевой, - самой мерзопакостной особы, которую только доводилось видеть! Квартира затихала, будто освобождая забившуюся в пыльные уголки свободу, пропускала в комнатку ее светлость тишину, за которой по пятам приходило и вдохновение… Наступало сладкое время творчества.

За окном успокаивалась и отходила ко сну суетливая Москва, дописанной страницей ложился в папку истории прожитый день: тяжелый, почти рабский труд в газете «Гудок» от рассвета и дотемна, потом эта несносная квартира с ее обитателями… Осиное гнездо! Нет, дьявольское гнездо!.. Тут впору жить нечистой силе, а не «представителям трудового пролетариата»! Да и сама Москва тяжело воспринималась сердцем провинциального жителя, которому милее была не суета и стремительно летящая новая жизнь, а тихий, размеренный быт за кремовыми занавесками, - с зеленой лампой на столе и горячей изразцовой печкой… Вся шумная семья уже собралась в гостиной, дурачатся, наигрывают на рояле Шопена, выглядывают в окна на спуск, по крутому изгибу которого тяжело взбираются «лихачи на дутиках»…

«Днем,  в ярком  солнце, в  дивных парках над обрывами  - великий покой. Начинают  зеленеть  кроны  каштанов,   одеваются  липы.  Сторожа  жгут  кучи прошлогодних листьев, тянет дымом в  пустынных аллеях…»

«…город прекрасный, город счастливый…» Маленькая родина, где знаком почти каждый закоулочек, каждый дом…и где все дышит в унисон твоему беспокойному, юному азарту… Ах, как давно это было! И как безумно жаль, что все уже навеки утрачено!..

Время бежит стремительным ручейком, размывает привычные, добрые устои, и возвращается вспять полноводной рекою, сметая на своем пути все и вся, выталкивая на улицу толпы разъяренного люду с винтовками в руках, и густая щетина штыков на некогда тихих улочках станет продолжением какого-то кошмарного, бредового сна…

Газетный абажур под потолком… из кухни снова послышалась ругань Аннушки… а где-то за стенкой пьяный голос затянул какую-то гнусную, похабную песню… «Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру», - напишется в дневнике от отчаяния. Так хочется закончить, наконец, задуманный роман, он давно уже просится на свободу, и лишь по вечерам, после сумасшедшего каторжного дня в редакции,  после разбора груды писем и написания обязательных фельетонов, появлялась возможность сесть к столу, раскрыть тетрадь на заповедном месте, и снова окунуться в сладкий аромат прошлого…  Конечно же, невозможно помнить дом на Воздвиженской улице, в котором в 1891 году появился на свет, тем паче, что через год родители место проживания сменили; затем были дома на Кудрявском переулке и Рейтарской, практически каждый год – новый адрес, - обычные киевские дома, обители многих горожан с вполне приличным комфортом… Но милее всех, дороже остался один, куда так неистово рвется сердце и бередит душу воспоминаниями! Тринадцать лет уютной, размеренной жизни…

В двухэтажный дом, - «постройки изумительной», - под №13 по Андреевскому спуску семья въехала в далеком 1906 году, и хотя уже на следующий год от тяжелого недуга здесь же умер отец, дом не утратил своей привлекательности, и стены не превратились в постылые своды печального склепа. Смерть отца лишь сильнее сплотила семью. А семья как-никак немалая: старший – Михаил, сестры – Вера, Надежда, Варвара, братья Николай и Иван, и младшенькая – Леночка… Старшие заботливо опекали меньших и чинно ладили, музицировали, спектакли ставили, и свято верили, что будущее будет светлым и прекрасным…

Так и плыли разом в этом уютном милом кораблике по стремительному течению времени вдоль петляющей ленты спуска.

А однажды, как и положено каждому пылкому сердцу, в него вошла любовь. Любовь настоящая, горячая, страстная, с отчаянными попытками стреляться! Но слава Богу, револьверные аккорды не прозвучали, время финала еще не наступило… Наступила пора романтических встреч, ожиданий, гуляний до самого рассвета, признания в любви и поездки к любимой в далекий Саратов… Больше всего ему нравилось показывать свой родной Город. Город всегда был красив весной, в цветочных разливах, но не менее красив он был зимою… Зимы были снежными, «улицы курились дымкой, и скрипел сбитый гигантский снег», они часто бродили в парках и любовались снежными пейзажами. И образ киевских зим войдет в его творчество отсветом покоя, дома и тепла.

Ах, какие зимы были в родном Городе! Разве где-нибудь еще могли быть такие зимы?!

«Сады стояли безмолвные и спокойные, отягченные белым, нетронутым снегом. И было садов в Городе так много, как ни в одном городе мира. Они раскинулись повсюду огромными пятнами, с аллеями, каштанами, оврагами, кленами и липами.

Сады красовались на прекрасных горах, нависших над Днепром, и, уступами поднимаясь, расширяясь, порою пестря миллионами солнечных пятен, порою в нежных сумерках, царствовал вечный Царский сад. Старые сгнившие черные балки парапета не преграждали пути прямо к обрывам на страшной высоте. Отвесные стены, заметенные вьюгою, падали на нижние далекие террасы, а те расходились все дальше и шире, переходили в береговые рощи над шоссе, вьющиеся по берегу великой реки, и темная скованная лента уходила туда, в дымку, куда даже с городских высот не хватает человеческих глаз, где седые пороги, Запорожская Сечь, и Херсонес, и дальнее море».

В задуманном романе именно он, Город, и должен стать главным героем. Именно его нелегкая судьба, испытания, вихри Гражданской войны тесно переплетаются с судьбами человеческими; город и люди живут одной жизнью, вместе страдают и горестно вспоминают времена прекрасные… Они верят, что рано или поздно затихнет эта шальная, неистовая буря, снова все наладится, как прежде, затихнут канонады над обрывами, и расцветут весною сады, радуя истерзанные души покоем… А иначе и быть не может.

Сколько же раз приходилось расставаться с любимым Городом?! Прощания, встречи, затем снова время разлук… Громыхала мировая война, театр военных действий остро нуждался в квалифицированных врачах, и выпускник медицинского факультета Киевского университета св. Владимира, по болезни признанный «негодным к несению военной походной службы», уезжает в Каменец-Подольский госпиталь Красного Креста (Юго-Западный фронт). А осенью 1916 года получает назначение в Смоленскую губернию (в Никольскую земскую больницу Сычевского уезда), где приобретает бесценный опыт врача. Впечатления от пережитого увековечены в «Записках юного врача» и рассказе «Морфий». Тяжелый недуг – морфинизм, - приобретенный наряду с лекарским опытом, будет преследовать еще долго, - до возвращения в родной Город в 18-м году, в то самое беспокойное время, когда устоявшийся вековой покой уже был нарушен, и где-то далеко, пока еще очень далеко набирала обороты Гражданская война, раздиравшая на клочки страну… Отголоски ее уже коснулись семьи: братья – Ваня и Николка – покинули свой дом, сражались где-то на фронтах, и оттого печаль еще сильнее сжимала сердце.

Весной удается открыть врачебную практику, и это кое-как спасает от уныния и голода.

Однако жить в тишине и спокойствии оставалось недолго. Вскоре отзвуки бушевавшей войны долетели и до Города, завертелась адская карусель, застучала в окна пушечная канонада…

«…по  счету   киевлян  у  них  было  18 переворотов. Некоторые из  теплушечных мемуаристов насчитали их 12;  я точно могу сообщить, что их было 14, причем 10 из них я лично пережил…»

Каждой власти требовался лекарь, и каждая власть, едва вступив в Город, стремилась призвать под свои знамена практикующего врача. Вместе с белой гвардией он оказался во Владикавказе, на краю… «В один год я перевидел столько, что хватило бы Майн Риду на 10 томов… Проклятие войнам и отныне и навеки». Там, на краю, очень легко было оступиться – и шагнуть с обрыва вниз… Выйти в последний бой и сражаться отчаянно до последнего патрона. А можно было вместе с другими забежать на последний пароход на чужбину… Но выбирать не пришлось, - тиф лишил возможности выбора, и когда болезнь удалось победить, на Кавказе уже утверждалась советская власть. Вот тут и пригодился литературный талант: работа в подотделе искусства, чтение лекций, написание пьес для местного театра… И пусть пьесы те откровенно слабы, но именно благодаря им оттачивалось мастерство, зарождался могучий талант, которому суждено было не завянуть в литературной глуши, а громко и властно шагнуть на просторы мировой культуры!..

В сентябре 21-го, после короткой остановки в родном доме, он приезжает в Москву. И остается в ней навсегда, чтобы воплотить свою заветную мечту – стать писателем! Литература отныне становится основным источником пропитания, основной целью жизни. Приходилось жить почти впроголодь, пока наконец не стал печататься… И пусть пока лишь в газетах, пусть доводилось публиковать лишь заметки и фельетоны, но это уже была удача! По ночам писался роман, и именно эта книга должна заложить основы будущего успеха… Ведь в нем столько чувств, столько мыслей, столько милых сердцу воспоминаний! В нем снова встает во всей красе любимый Город, дышит покоем, оживают родные образы…

Спит проклятая квартира №50… Затихли наконец соседи, и в доме наступила такая неестественная для него тишина… Никто пока не знает, что за человек их сосед и почему каждую ночь из его «комнатушки» подозрительно пробивается полоска света… Впереди еще долгие годы, - годы испытаний и тревог, годы катастроф и славы… Впереди «закатный роман», которому суждено прославить имя своего создателя… И на страницах его найдется место и любимому Городу… Проникновенные, душевные строки из той поры, когда все было прекрасно и

«…радовали весенние разливы Днепра, когда, затопляя острова на низком берегу, вода сливалась с горизонтом…. радовал тот потрясающий по красоте вид, что открывался от подножия памятника князю Владимиру … веселили солнечные пятна, играющие весною на кирпичных дорожках Владимирской горки…»

Впереди Вечность.