Я снова и снова  даю слово, что в последний раз приезжаю в этот «облученный” мирным атомом мир. Но он притягивает и не отпускает. Это как болезнь, как наркотик. Мой  доктор в очередной раз предупреждает, что  мне категорически  запрещено находится в зоне повышенной  ионизации.

Но почему в те далекие  80 десятые  об этом не говорили и не запрещали. Приходится  осознавать, что  время неумолимо отсчитывает  годы, а иногда часы   к той грани, за которой ничего не будет.  

Память умирает вслед за человеком, а на алтарь борьбы с нашим «мирным” атомом  были положены  сотни тысяч жизней. Меня просто умиляет,  что чиновники в областях и районах отчитывались, докладывали о возведении новых памятников ликвидаторам. Особенно тем, которые возвели на закрытых и режимных территориях, как например  в МВД.

Даже если, не дай Бог у отставного офицера - ликвидатора возникнет желание  возложить  к основанию постамента букет цветов,  в первую очередь нужно найти чиновника, который закажет ему пропуск.

После торжеств, которые прошли в МВД, и  были посвящены 25 годовщине  аварии на Чернобыльской АЭС, мне начали звонить ветераны чернобыльцы  спрашивать, почему  им не вручили юбилейные медали?  В 20 годовщину  чернобыльской катастрофы всех нашли,  вручили “КРЕСТЫ”.

  Ответить на этот вопрос я не смог. Решил проявить интерес,  позвонить в Департамент работы с персоналом.   Что - либо узнать практически невозможно, каждый, кто отвечал на звонок, сообщал, что это не его вопрос и давал новый  номер контактного телефона.  

Мне повезло, нашелся один, молодой чиновник, который  смог меня выслушать  и сообщил, что юбилейные медали вручали тем, на кого управления и департаменты, где служили ветераны чернобыльцы, подготовили представление об их награждении. Я попробовал возразить, что  из тех, с кем заканчивали службу, все давно  в отставке, на заслуженном отдыхе, а новое молодое пополнение,  родившееся  до или после аварии, о нас ничего не знает.  

Мне объяснили, что это ни их проблемы,  если у меня есть желание, то  мне стоит написать письменное заявление  и доказать, что я  участвовал в ликвидации аварии.

Однако на торжественном мероприятии вручали медали людям, которые там и близко не были. Мне объяснили, что  у них скорей всего  есть другие заслуги, которые необходимо было отметить.

Больше вопросов и пожеланий не было. Просто нет слов.

Сразу вспомнил, как при уходе в отставку и оформлении пенсии, молодой (30 летний)  кадровик, изучая мое личное дело, сообщил, что ему не нравится моя  карточка учета полученной дозы облучения. Скорей всего мне придется, долго доказывать, где я получил   70 БЭР. Кому я это должен доказывать? Он затруднился ответить. На мой вопрос о заключениях, которые  я получил в наших и немецких клиниках, он  авторитетно заявил, что они устарели и не имеют юридической силы в нашем независимом государстве. Я ни кому, ни чего не доказывал.

Я знаю, что подаренный мною, в 86 году один из моих накопителей  позволил полковнику милиции записать на свой счет 70 БЭР.

А когда я приехал в свое бывшее управление и предъявил заключение, что после проведения хромосомных анализов  медики пришли к заключению, что моя  дозовая нагрузка  составляет свыше  ОДНОГО ГРЕЯ, ОДИН ГРЕЙ – это сто бэр.

Мне объяснили, что самая высокая дозовая нагрузка у полковника, поэтому могут записать мне в карточку не больше 70 БЭР.

70 это больше чем ни чего, я согласился. Я не называю не фамилии не имени и должности этого полковника. Ведь у него есть дети и внуки, в глазах которых он герой. Пусть героем  остается.

А совсем недавно мне позвонил, мой старый и добрый товарищ, который сообщил, что если я хочу приобрести  юбилейную медаль, то на майдане «Незалежности” её продают за 150 гривен.

Я  никогда не носил медалей и ведомственных знаков, но я знаю, какой и за что я получил. И получал их не за то, что всю жизнь сидел в кабинете. У меня, их не так уж и много. Но тем  не менее  моя орденская планка  не вызывает  лишних вопросов. У многих молодых офицеров, они настолько они огромные, кажется, что они    начали получать награды в войну 1812 года.  В настоящее время у молодых потомственных 30-35 летних  полковников  мундир украшает  орденская планка, которой  позавидуют и бывалые фронтовики.

Когда я начинал служить, для большинства уходящих на пенсию сотрудников милиции было престижно уйти в отставку капитаном милиции, только единицы  получали майорские погоны.

Начальником  РОВД были подполковники, а заместители майоры.  Каждое очередное специальное звание необходимо было выстрадать, заслужить, перейти на новую должность, или поменять место службы. Генеральские погоны украшали плечи министра и нескольких начальников УВД.

У меня была розовая мечта уйти в отставку майором, так сложилось, что  ушел полковником. Но я горжусь тем, что ни одного звания я не получил  раньше срока, сверх потолка, за выдающиеся семейные заслуги. Ни одного звания я не получал в срок. Чтобы стать майором уехал служить в Чернобыль, чтобы получить подполковника стал работать в отделе атомных станций МВД.  Побывал на всех отечественных АЭС, выезжал постоянно в Чернобыльскую зону, в места, где шло строительство для эвакуированных из чернобыльской зоны. За тридцать лет службы, как минимум 5 лет провел в командировках.

Поэтому мне больно и обидно смотреть на 25 летних подполковников и 30 летних полковников. У них,  главная заслуга  в оперативно-служебной деятельности – это родственные связи. Это милицейские мажоры, которые, не дай бог, вырастут, станут начальниками Главков, Департаментов  или заместителями министра или министром.

Поэтому я возвращаюсь в Чернобыльскую зону, где служат настоящие люди, офицеры сержанты. Те, кто  карабкаются, в верх, по служебной лестнице, зарабатывая звезды, настоящим милицейским трудом.  А их  мундиры  крайне редко украшают ведомственные  награда не говоря уже о государственных.

С УВАЖЕНИЕМ ВЕТЕРАН ОВД

УЧАСТНИК  ЛПА на ЧАЭС

ЖУРНАЛИСТ

 Александр НАУМОВ.