Я снова и снова даю слово, что в последний раз приезжаю в этот «облученный” мирным атомом мир. Но он притягивает и не отпускает. Это как болезнь, как наркотик. Мой доктор в очередной раз предупреждает, что мне категорически запрещено находится в зоне повышенной ионизации.
Но почему в те далекие 80 десятые об этом не говорили и не запрещали. Приходится осознавать, что время неумолимо отсчитывает годы, а иногда часы к той грани, за которой ничего не будет.
Память умирает вслед за человеком, а на алтарь борьбы с нашим «мирным” атомом были положены сотни тысяч жизней. Меня просто умиляет, что чиновники в областях и районах отчитывались, докладывали о возведении новых памятников ликвидаторам. Особенно тем, которые возвели на закрытых и режимных территориях, как например в МВД.
Даже если, не дай Бог у отставного офицера - ликвидатора возникнет желание возложить к основанию постамента букет цветов, в первую очередь нужно найти чиновника, который закажет ему пропуск.
После торжеств, которые прошли в МВД, и были посвящены 25 годовщине аварии на Чернобыльской АЭС, мне начали звонить ветераны чернобыльцы спрашивать, почему им не вручили юбилейные медали? В 20 годовщину чернобыльской катастрофы всех нашли, вручили “КРЕСТЫ”.
Ответить на этот вопрос я не смог. Решил проявить интерес, позвонить в Департамент работы с персоналом. Что - либо узнать практически невозможно, каждый, кто отвечал на звонок, сообщал, что это не его вопрос и давал новый номер контактного телефона.
Мне повезло, нашелся один, молодой чиновник, который смог меня выслушать и сообщил, что юбилейные медали вручали тем, на кого управления и департаменты, где служили ветераны чернобыльцы, подготовили представление об их награждении. Я попробовал возразить, что из тех, с кем заканчивали службу, все давно в отставке, на заслуженном отдыхе, а новое молодое пополнение, родившееся до или после аварии, о нас ничего не знает.
Мне объяснили, что это ни их проблемы, если у меня есть желание, то мне стоит написать письменное заявление и доказать, что я участвовал в ликвидации аварии.
Однако на торжественном мероприятии вручали медали людям, которые там и близко не были. Мне объяснили, что у них скорей всего есть другие заслуги, которые необходимо было отметить.
Больше вопросов и пожеланий не было. Просто нет слов.
Сразу вспомнил, как при уходе в отставку и оформлении пенсии, молодой (30 летний) кадровик, изучая мое личное дело, сообщил, что ему не нравится моя карточка учета полученной дозы облучения. Скорей всего мне придется, долго доказывать, где я получил 70 БЭР. Кому я это должен доказывать? Он затруднился ответить. На мой вопрос о заключениях, которые я получил в наших и немецких клиниках, он авторитетно заявил, что они устарели и не имеют юридической силы в нашем независимом государстве. Я ни кому, ни чего не доказывал.
Я знаю, что подаренный мною, в 86 году один из моих накопителей позволил полковнику милиции записать на свой счет 70 БЭР.
А когда я приехал в свое бывшее управление и предъявил заключение, что после проведения хромосомных анализов медики пришли к заключению, что моя дозовая нагрузка составляет свыше ОДНОГО ГРЕЯ, ОДИН ГРЕЙ – это сто бэр.
Мне объяснили, что самая высокая дозовая нагрузка у полковника, поэтому могут записать мне в карточку не больше 70 БЭР.
70 это больше чем ни чего, я согласился. Я не называю не фамилии не имени и должности этого полковника. Ведь у него есть дети и внуки, в глазах которых он герой. Пусть героем остается.
А совсем недавно мне позвонил, мой старый и добрый товарищ, который сообщил, что если я хочу приобрести юбилейную медаль, то на майдане «Незалежности” её продают за 150 гривен.
Я никогда не носил медалей и ведомственных знаков, но я знаю, какой и за что я получил. И получал их не за то, что всю жизнь сидел в кабинете. У меня, их не так уж и много. Но тем не менее моя орденская планка не вызывает лишних вопросов. У многих молодых офицеров, они настолько они огромные, кажется, что они начали получать награды в войну 1812 года. В настоящее время у молодых потомственных 30-35 летних полковников мундир украшает орденская планка, которой позавидуют и бывалые фронтовики.
Когда я начинал служить, для большинства уходящих на пенсию сотрудников милиции было престижно уйти в отставку капитаном милиции, только единицы получали майорские погоны.
Начальником РОВД были подполковники, а заместители майоры. Каждое очередное специальное звание необходимо было выстрадать, заслужить, перейти на новую должность, или поменять место службы. Генеральские погоны украшали плечи министра и нескольких начальников УВД.
У меня была розовая мечта уйти в отставку майором, так сложилось, что ушел полковником. Но я горжусь тем, что ни одного звания я не получил раньше срока, сверх потолка, за выдающиеся семейные заслуги. Ни одного звания я не получал в срок. Чтобы стать майором уехал служить в Чернобыль, чтобы получить подполковника стал работать в отделе атомных станций МВД. Побывал на всех отечественных АЭС, выезжал постоянно в Чернобыльскую зону, в места, где шло строительство для эвакуированных из чернобыльской зоны. За тридцать лет службы, как минимум 5 лет провел в командировках.
Поэтому мне больно и обидно смотреть на 25 летних подполковников и 30 летних полковников. У них, главная заслуга в оперативно-служебной деятельности – это родственные связи. Это милицейские мажоры, которые, не дай бог, вырастут, станут начальниками Главков, Департаментов или заместителями министра или министром.
Поэтому я возвращаюсь в Чернобыльскую зону, где служат настоящие люди, офицеры сержанты. Те, кто карабкаются, в верх, по служебной лестнице, зарабатывая звезды, настоящим милицейским трудом. А их мундиры крайне редко украшают ведомственные награда не говоря уже о государственных.
С УВАЖЕНИЕМ ВЕТЕРАН ОВД
УЧАСТНИК ЛПА на ЧАЭС
ЖУРНАЛИСТ
Александр НАУМОВ.
